На странице: 24 48 96

Большая Тёрка / Мысли /

солнце во гробеX


baToN

солнце во гробе

Ты посмотри на меня, на пленника
Табуна полоумных, упорных глаз.
Тебе, золотому сыну священника
Я отдаю свой мучительный сказ.

Пусть для других я — уродливый братик
Закорузлый, в удушливых язвах, в грязи,
Для тебя я чище снегов математики.
Знаю: душу твою я любовью пронзил.

И не этой любовью с убийственным запахом
Обезволенной кожи и теплой мочи.
Нет, вот этой, что золотом ладана капает
И за всех прокаженных и мертвых кричит.

baToN

солнце во гробе

Как все пустынно. Пламенная медь.
Тугих колоколов язвительное жало.
Как мне хотелось бы внезапно умереть,
Как Анненский у Царскосельского вокзала.

И чтоб не видеть больше никогда
Ни этих язв на человечьей коже,
Ни эти мертвые, пустынные года,
Что на шары замерзшие похожи.

Какая боль. Какая тишина.
Где ж этот шум, когда то теплокровный?
И льется час мой, как из кувшина,
На голову — холодный, мертвый, ровный.
1 комментарий

baToN

солнце во гробе

Волосиков костяной блеск,
Шум механизма.
Вот она — черная призма
Углем тканых небес.

Где же твоя душа?
В шуме воды протечной,
В этой ли мгле безконечной,
Где атомы ада шуршат?

Червь твоего механизма
В атоме ада шуршит...
Вот она, черная призма
Углем тканой души.

baToN

солнце во гробе

Любовь, любовь, так вот она какая —
Безжалостная, темная, слепая.

Я на нее гляжу, как на топор,
Который смотрит на меня в упор.

И вижу кровь и слышу запах душный
Безумью лишь, да ужасу послушный.

baToN

солнце во гробе

Ртом жадным и мерзлым
Унижений горячую влагу пью.
Губы раскрыв, как последние козыри,
Душу мученичеству отдаю

Красная влага серы и крови
Падает в коченеющий чан рта.
Во имя какой, какой любови
Было искромсано тело Христа?

Не я ль это тело кромсал, как коршун.
Удавленник Иуда в моих зрачках.
Синевою губ перекошенных
Целую смерть в золотых очках.

baToN

солнце во гробе

Пока — живое — сердце будет биться
В моей, еще живой, груди —
Чужая Персия мне вечно будет сниться,
Как будто в ней я детство проводил.

Громадных глаз нерукотворный бархат
И тихий плеск струящейся воды,
И ветерок коричневого марта
И синие, высокие сады.

О, как знаком мне говор незнакомый
И долгий скрип плетущейся арбы,
И золото червонное соломы
И золото червонное судьбы.

И воздух тот и волны и тревога
И черный гребень сакли нежилой.
Все сожжено. Со своего порога
Гляжу на дым, играющий с золой.

Угаснул день. Вдруг розами пахнуло,
И, оживив увядший позвонок,
Чужое имя сонного Бахлула
Вдруг пронеслось от головы до ног.

baToN

солнце во гробе

Так вот она — смертельная любовь,
Благословенное проклятье.
Тускнеет разум, холодеет кровь,
И кожа падает, как платье.

И кости вот уже — обнажены,
Омыты гнойнгой поволокой.
И чувства все на злобе сожжены
Любви слепой и однобокой.

Так вот он гвоздь, сверлящий плоть мою,
Сулящий мне безсмертье и неволю.
Весь жар души я звуку отдаю,
Да синему безоблачному полю.

baToN

солнце во гробе

Как сладко слушать и больно
Тугие шаги убийц.
В крови их теплые руки,
И губы у губ моих.

Как сладок животный их запах,
Вкус крови и соли и сна.
Чего еще, Господи, надо
Душе закаленной моей?

Не розою ль темная язва
В мозгу моем диком горит,
И смрад моих чувств и желаний
Не кажется ль легче вина?

О темной, шершавой веревке
Убийц крутодушных прошу.
По смерти позорной и смрадной
В позоре и смраде томлюсь.

baToN

солнце во гробе

Не надо солнца, не надо свободы,
Движенье мира останови.
Верни мне, верни мне черные годы
Моей позорной, жалкой любви.

Тяжелый лес, как черное платье,
Слепит мне кожу своею мглой,
Всем простить и все раздать —
Я не мечтал о жизни другой.

Я знаю, Боже, что значит время
И шум морей Твоих в крови
Верни мне, верни мне ужасное бремя
Моей полоумной любви.

baToN

солнце во гробе

Канатной плясуньей плясала
Судьба на тонком льду
И казала мне черные зубы
Полоумной и дикой любви.

И душа моя вся трепетала,
Точно бабочка в пышном саду.
И гремели военные трубы
В раззолоченных сгустках, в крови.

Так любовь моя нисходила
В удручающих язвах ко мне,
И кивала мне черепом голым,
Будто сам одуванчик легка

baToN

солнце во гробе

Улыбнулся улыбкой мертвецкой
На пьяную шутку убийцы.
О, Боже, боже, как сладок запах крови.
И я душой прокаженной этот запах ловлю.

И сумерки бани турецкой
Сквозь сумерки звезд мне видятся,
И ты мою кровь приготовил
Для черного слова — люблю.

Мутный фонарь, икая,
Выплевывал бельма из глаз.
К убийце душой приникая
Крестился в последний раз.

И видел — вздымались, как трубы,
Красных рук широкие губы.

baToN

солнце во гробе

Шерстяные иглы смерти
Щекочат разбухший мозг.
Целая Азия — верите —
Мечется стадом коз.

Желтое, душное солнце
Входит в сердце, как нож.
От любви позорной и едкой
Ты никуда не уйдешь.

Видишь — под рясою
Кожи — в липкой крови —
Черное, душное мясо
Черной и душной любви.

baToN

солнце во гробе

Вот она — темная повесть
Продавшего раны Господни
Теплая, липкая совесть,
Точно белье исподнее,
Оставленное в предбаннике.

Вот она — темная повесть
Горестной горечи горсть.
На красной ниточке челюсть,
Качаясь, как трупик детский,
Просится к совести в гости
Сквозь кровь, мускулы, кость.

И душные розы в мертвецкой
Живою молитвой пылая
Во всем своем праведном блеске
Костлявую повесть читают.

baToN

солнце во гробе

Руки ломай. Не поможет.
И на душе темнота.
Из'язвленным белком слепого
Смотрит ночь на меня.

Этот белок, будто стены
Мокрой и липкой тюрьмы.
Что же мне делать над трупом
Шумно зеленой реки?

Руки ломай. Не поможет.
Хруст отгоревших костей.
Вечер. Широкое небо.
Люди. Луна. Паруса.

baToN

солнце во гробе

И я отравлен жалом свободы,
Чума запахнулась в мои уста.
Как государства и как народы
Я отвернулся от креста.

Но мертвый холод все бьется, бьется
В костях, как пойманная мышь.
Кто от креста не отвернется
Тот будет голоден и наг.

А неба черного широкий бак
Морозом мрамора в лицо мне дышет.

baToN

солнце во гробе

В моей душе не громоздятся горы,
Но в тишине ее равнин
Неистовства безумной Феодоры
И чернота чумных годин.

Она сильна, как радуги крутые
На дереве кладбищенских крестов.
Она страшна, как темная Россия,
Россия изуверов и хлыстов.

Зачем же я в своей тоске двуликой
Любуюсь на ее красу?
Зачем же я с такой любовью дикой,
Так бережно ее несу?

baToN

солнце во гробе

Сквозь мутные стекла вагона
На мутную Русь гляжу.
И плещется тень Гапона
В мозгу, как распластанный жук.

Распутин, убитый князьями,
В саване невского льда,
Считает в замерзшей яме
Свои золотые года

Кому оценить эти муки?
Он жмет мне под черной водой
Живые, холодные руки
Горячею, мертвой рукой.

И третий, слепой, безымянный,
Желавший над миром царить,
Сквозб окна, зарею румяной,
Меня начинает томить.

И жжет меня Зимней Канавкой
И гулким Дворцовым мостом.
Последнею, страшною ставкой,
Языческим, диким крестом.

Сквозь мутные стекла вагона
На мутную Русь гляжу
И в сердце своем обнаженном
Всю русскую муть нахожу.

baToN

солнце во гробе

Виденья Рейна, торная Двина,
Сухая пыль и солнце в Туркестане.
Я опьянел от черного вина
Географических воспоминаний.

В моем мозгу качаются сады,
И черепки, что раковины моря,
Перекликаются на все лады
В них звуки человеческого горя

Отвага, мощь голландских моряков
И хитрость хлеборобов наших,
Во мне, в последнем, рвется из оков
Весь род мой, как вино из чаши.

Во мне, в последнем, вся тревога их.
Весь груз их душ — святых и изуверов.
И точно мышь меж прутьев жестяных
Христолюбивая томится вера.

Не потому ль душа моя полна
Таких несбыточных мечтаний?
Я опьянел от черного вина
Географических воспоминаний.

baToN

Слепящий шедевр XX столетия.

солнце во гробе

Наконец‑то появились в моем ЖЖ посты, достойные отдельного тега. Тег этот — «Солнце во гробе». Так называются 26 страниц катарсиса за авторством Рюрика Ивнева. В сети ранние стихи Ивнева представлены в меньшем изобилии, чем поздние, что совершенно несправедливо, ибо они унылы и ни с одной строкой из этого сборника не сравнятся. Но «Солнце во гробе», видимо, не переиздавалось года с тысяча девятьсот двадцать лохматого, ибо нигде я его полной версии не нашел. Отныне будет здесь. Каждый день буду выкладывать по одному стихотворению. Погнали:

По изрытым как оспа дорогам
Судорожно мечется
Душа — проклятая, оставленная Богом,
Еще теплая от ласк вечера

Будто корабль, накреняющийся
Расщепленным корпусом
Неприютной блудницей шатается,
Улыбается глазами раскосыми.

Как люблю этот запах смертный
Полоумных и светлых глаз
Святый Боже, Святый Крепкий
                                           Святый Безсмертный,
Помилуй нас
1 комментарий