большая тёрка

Большая Тёрка / Мысли / Личная лента katehon /

katehon

16 февраля 2010 в 12:03

2009 - философские итоги года философии

для мозга, Повод задуматься

стенограмма

Борис Межуев, шеф-редактор "Русского журнала", кандидат философских наук МГУ:

"День философии", который назначен "Юнеско", связан с тем, что эта организация (Юнеско), объявила этот год "Годом философии". Ну и естественно, где год философии, там и день философии. Так случилось, что вот это событие, празднование Всемирного дня философии, совпало с неприятной историей вокруг Института философии. Но интересно другое, что вот эти события совпали, на мой взгляд, с очень таким небывалым на моей памяти общественным запросом на философию. Сам это спор вокруг института философии... Понимаете, это не единственный институт академический, который был перемещён, или, требование перемещения которого возниклo в последние годы. И вдруг этот спор об институте философии в блогосфере стал одной из самых живых тем. Возникло философское кафе, которое возглавил Александр Морозов, выпускник вечернего отделения нашего факультета, известный публицист и религиовед.

Мы замечаем, что очень много общественных каких-то конфликтов, общественных событий, так или иначе продуцируемых выпускниками философского факультета. Кроме этого, стало заметно, что возникло какое-то общественное брожение именно вокруг философии. Это заставляет задуматься о состоянии философии. Во-первых, мы видим, что возникают какие-то неформальные философские объединения. Вот эти люди начинают говорить о том, что их деятельность тоже имеет некоторое философское значение, и может без учёта их работы, их опыта, расцвет философии уже невозможен. С чем это связанно? Мне кажется, кроме многих других причин, это связанно с двумя вещами. Во-первых философия, вообще говоря, никогда не развивается сама по себе. Очень редко, когда она развивается сама по себе. Она всегда развивается в каком-то связанном контексте. Чаще всего, в истории Европы, она была связана с прогрессом,c развитием науки. Философия, в какой-то степени, была вначале служанкой теологии в средние века, а потом, в новое время, стала служанкой во многом, науки. Помните, с чего начинается новая философия? С Декарта, потом с Канта, т.е вопросы о том, как, возможнo, наука. С религиозной философией в России произошла большая проблема. Не возникло вот такого плотного, мощного соединения философии и религии, какой возник, скажем, в католицизме, где просто существует официальная католическая философия - философия Фомы Аквинского. Вот такой официальной философии в православии не возникло, что может и не плохо, для прогресса и развития будущей религиозной философской мысли.

Взаимодействие с наукой оказалось очень сложной, потому что, после краха Советского Союза, российская фундаментальная наука переживает гораздо более тяжелый кризис, чем философия. Что остаётся? И вот это мне кажется, очень интересно. Остаётся политика. Вот, действительно, откуда может возникнуть новое философское возрождение в России, откуда она, просто не может, а скорее всего возникнет- это из политической философии. Именно поэтому, именно политическая философия, сейчас мы замечаем, находится вот на передовой общественного внимания. Отчасти это связанно с тем, что у России появился некий новый политический опыт, которого никогда не было: это уже не имперский опыт, это не опыт империи. На мой взгляд, одна из характеристик вот этой старой русской философии заключалась в том, что это была имперская философия. Это была философия, ориентированная на мышление в контексте всемирности, универсальности. У нас появился некий новый не имперский политический опыт, опыт национальной России, опыт суверенной России. Вот этот новый опыт России, конечно, требует какого-то философского осмысления, требует какого-то философского понимания и нового языка, который, на самом деле, внутри русской философии до сих пор не был выработан. Но между тем, он вполне был выработан внутри западной философии, скажем, политической философии современности, которая, собственно говоря, и называется философией модерна. Tут целый ряд мыслителей, от Бекона до Канта. Внутри Европы эта философия сейчас переживает период такой деконструкции и внутреннего переживания и отвержения, но для России сейчас она актуальна так, как не была актуальна в 19-ом веке.

Достоевский, когда он выдвинул свою русскую идею, он, конечно, хотел подчеркнуть, что русская идея - она такая всемирная, универсальная, в отличие от европейских идей, которые связаны с утверждением своего конкретно национального мироустройства. Вот сейчас нам необходимо переосмыслить русскую идею таким образом, чтобы обосновать наше неимперское национальное существование. Это сделать непросто, и здесь без философии не обойтись, потому что мы видим, что и власть, и общество находятся в затруднении перед тем, чтобы перейти на этот новый язык. И для нас стоит сейчас задача ценностного освоениея и присвоения модерна. Т.е понять те ценности, на которых модерн основан. Собственно, опять же, здесь без философии не обойтись,- это первое, что я хотел сказать.

Второе, что я хотел бы сказать по поводу актуальности и востребовательности философии, заключается в том, что есть ещё один важный момент. Он заключается в том, что впервые за очень долгое время, впервые, я думаю, за лет 200, русское общество находится в состоянии полной дезориентации. Видно, что оно хочет перемен, видно, что оно недовольно статус-кво, видно, что все хотят каких-то, как сказал президент России, "вперёд". Все хотят куда-то двигаться, и никто толком не знает, куда двигаться. Раньше были какие-то общества-цели: либерализм, социализм, отмена шестой статьи Kонституции, переход к стандартно-западному устройству. Мы видим, что сейчас совершенно не так. Отсюда тяготение к философии, тяготение к непростым ответам, в том числе, для создания обществом самих себя, осознание той власти, с которой обществу приходится иметь дело, понять, что это за власть, необходимость её. Понимание, осмысление одновременно означает и позитивную трансформацию. Вот сейчас русское общество находится именно в ситуации необходимости какого-то интеллектуально-философского движения, в том числе, чтобы понять "а куда, собственно, движется общество?" Я имею ввиду даже не только русское общество, но и общество, как таковое.

Мне кажется, что русская философия неизбежно будет носить форму некой остроумной философии, мы будем, конечно, отличаться от континентальной философии, от, по крайней мере тех ее постмодернистских проявлений, которые наиболее популярны сейчас. Более того, в постмодернизме мы сейчас неизбежно будем видеть опасность. Некоторый элемент той эволюции модерна, который для нас всегда будет неприемлем. Важно понять, я считаю, это важная задача сегодня: почему, вот эта цивилизация модерна, которая дошла, действительно, до каких-то предельных оснований политики, которая смогла выразить практически эти предельные основания политики, создать общество, в котором человек максимально, наверное, независим от власти, чем было до этого. Тем не менее, это общество осознало, что эти ценностные основания, в которых оно покоилось, оказались неадекватными. В России нет такого понимания, мы не понимаем постмодерн. А почему мы не понимаем постмодерн? Потому что мы модерн не понимаем. Мы сможем понять постмодерн только тогда, когда мы поймём модерн. Причём самое главное мне кажется, для нас будет, понять причину падения Запада, в это вот болото постмодерна, чтобы самому не совершить этот роковой шаг. Просто мы не понимаем, в чём собственно проблема, я считаю, что это один из важных фактов. А почему мы не очень понимаем? Да потому что, мы, так сказать, не пережили. То есть мы понимаем, что такое Кант, мы понимаем, что это такое, ну все сдают эти самые экзамены, но мы это не пережили, мы не пережили вот эту глубинную проблему автономии личности, у нас нет этого опыта протестантизма, опыта викторианства, разумеется, викторианство было после Канта в конце 19-го века, но, тем не менее, это один тип сознания, мышления. Вот это чувство необходимости отстаивания себя, как такой целостной, подчинённой только себе личности, вне всего внешнего, что тебе могут давать законы, правила поведения и так далее.

У Достоевского, кстати говоря, есть интересные моменты, где он показывает насколько вот такой тип человека, тип вот этой атомизированной индивидуальной личности не очень близок русскому сознанию. Вот я считаю, что об этом повесть "Игрок". Там явно показано, насколько вот этот вот англичанин, все-таки это не русский тип человека, вот наш, он, наоборот, все время кидает деньги на рулетку и всё время хочет зависеть от случайности. Он всё время не просто полагается на авось, он исходит из некоторого априорного доверия к миру, доверия к игре сил, к жизни, к природе. Тот тип, который принципиально противоположен вот этому типу викторианского, кантианского человека. У нас это ещё глубинная проблема, а уже разложение этого человека, из понимания,насколько в нём всё не так просто, возникает Ницше. И у нас это не пережито, понимаете, у нас это не осознано, не осмысленно. Главная задача перед нами именно сейчас состоит именно в том, чтобы, условно говоря, понять Канта, и не сделать шаг, который приведёт к этому страшному падению, в ту философию, которая открывается вслед за Ницше. Эта философия, она порождает тот тип постхристианской Европы, тот тип постхристианского человечества, в который, собственно говоря, и превращается Европа, что, я думаю, будет спустя какое-то определённое время, не сразу, и не быстро... Очень негативное последствие, в том числе для либеральных европейских институтов, которые сформированы были в эпоху модерна, на ценностных основаниях модерна, на философском базисе модерна. И по мере разрушения этого модерна, конечно, будет движение в сторону отказа от этих институтов, во имя каких-то, возможно, новых институтов, но, несомненно, не тех, которые мы пытаемся строить у нас.

источник

Нет комментариев