Около океана, при свете свечи; вокруг поле, заросшее клевером, щавелем и люцерной. Ввечеру у тела, точно у Шивы, рук, дотянуться желающих до бесценной. Упадая в траву, сова настигает мышь, беспричинно поскрипывают стропила. В деревянном городе крепче спишь, потому что снится уже только то, что было. Пахнет свежей рыбой, к стене прилип профиль стула, тонкая марля вяло шевелится в окне; и луна поправляет лучом прилив, как сползающее одеяло.
...и Тебя в вифлеемской вечерней толпе не узнает никто: то ли спичкой озарил себе кто‑то пушок на губе, то ли в спешке искру электричкой там, где Ирод кровавые руки вздымал, город высек от страха из жести; то ли нимб засветился, в диаметре мал, на века в неприглядном подъезде.